«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя - Страница 117

117

Присмотревшись, я увидел сбатованных лошадей у самой околицы, а поганые суетились между домами. Что именно делали, пока не понятно, но можно предположить, что просто грабили, стаскивая в центр деревни то, что понравится.

Крики в деревне усилились. Из крайней избы выскакивает молодая женщина, одетая в одну рубаху, и с рыданием бросается в нашу сторону.

– А-а-а!

За ней, смеясь, кидается степняк и быстро ее настигает. Свалив женщину резким ударом в спину, поганый хватает женщину за волосы и, намотав их на руку, тащит жертву обратно.

– Урус гоо бёсгёй, – слышится нам, – эмэгтэй хён. Сайна.

И тут я вижу глаза этой женщины. Выхватываю саблю и пускаю коня в галоп. Скачем молча. Степняк слишком занят возней со своей жертвой. Нас выдает испуганная женщина.

– А-а-а, родненькие, спасите! – истошно кричит она.

Монгол оборачивается, глаза его округляются.

– Урус… – Сверкает клинок, разваливая монгола пополам. Стряхивая с сабли кровь, направляю коня к домам. В секунды долетели до саней с награбленным. Бояре в исступлении работают саблями, вымещая всю злость и ярость на поганых. Все степняки, что находились на улице, в мгновение изрублены. Из двора напротив выскакивают два монгола. Первый поднимает щит, принимая удар меча, но горинский клинок входит в него, как в масло. Второй поганый, вереща, скрывается за дверью. Ратники соскакивают с коней и вламываются в дома. Оттуда доносится звон стали и яростные крики.

Все, с этими покончено. Разворачиваюсь и скачу на край деревни, где, привстав на стременах, вглядываюсь в поле. Черт, так и есть! Услышали звуки боя или просто возвращаются обратно?

– Эй! Сюда!

Но в запале меня никто не слышит. Вижу Лисина, выскочившего из двора.

– Илья, всех сюда! Поганые!

Тот кивает и кидается с криком по дворам, а я смотрю на поле. И тут вижу, как из леса выползает наш обоз. Кидаюсь к нему и ору на возниц. Но делать что-либо поздно. Направляю головные сани в пролесок, а сам к околице, где собрались бояре. Всего сорок воев против сотни. Еще полусотня поганых где-то бродит, но к трудностям нам не привыкать. На орду в сто тысяч двумя тысячами вышли, и ничего…

Рысью огибаем обоз, медленно втягивающийся в лес. А степняки уже разогнались. Ничего, сейчас мы их притормозим. Открываю тул. Лук в руку, стрелу на тетиву…

Рядом шуршат, доставая стрелы и луки, бояре.

– Мало стрел, княже, – глядя на степняков, произнес Бравый.

– Значит, промахиваться нельзя, Иван Пантелеевич.

Хмыкает Горин. Ну да, он не промахнется. Хорошо бы, чтоб не промахнулись и остальные.

– Бей!

Защелкали луки. Я привычно выцеливаю врага, как будто видя вблизи его перекошенное лицо.

На! Поганый откидывается назад со стрелой в глазу. Почти весь передний ряд покатился по снежной целине. Строй сбился, но скорость не сбросил, лишь рассыпался в стороны, и полетели ответные стрелы. Слетело еще с десяток поганых, остальные крепче сомкнули строй и подняли щиты. Снова закувыркались кони, подминая седоков.

Все, пришло время копий. Начинаем разгон, оттирая новиков в задние ряды.

– Княже! – возмущаются они.

– Делай, что старшие говорят, – оттесняя молодежь назад, ворчит Бравый. Усмехаюсь про себя – «знал бы ты, кто тут старше, и на сколько». В первые ряды выходят взрослые ратники. Плотно сбиваемся и опускаем копья.

– Китеж!

Сшиблись! Вражеский наконечник отвожу в сторону, а мое бьет в край монгольского щита, пробивает, застревает в теле и вырывается из руки. Саблю из ножен – и сразу в бок поганому.

Бум! Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копье над собой, и успеваю отсечь руку врагу.

Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на предплечье. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.

Вырываюсь на простор – впереди никого. Конь останавливается и начинает валиться. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Еще четверо – пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.

– Жив, княже?

– Жив-жив. Коня найди!

– Сейчас.

Илья быстро поймал лошадь. Пока он ее вел ко мне, я успел разглядеть тех, кто вышел из сшибки живым. Среди ратников, ловящих лошадей, увидел Велесова и Горина, скривившегося на один бок. Рысцой направился к ним, добив «карателем» копошащегося в снегу монгола. Свою саблю я обнаружил торчащей рядом с бьющейся в агонии лошадью. Почти сразу нашел свое копье. Щита не нашел и, подобрав монгольский, поднялся в седло.

– За мной!

Два с половиной десятка кинулись догонять оставшихся степняков. После сшибки они не остановились и поскакали дальше к обозу. С последних телег поднимались раненые, бежали возницы с передних саней. Вставали все, кто мог двигаться, и готовились дать последний свой бой. У перелеска закипела схватка. Часть монголов развернулась навстречу нам, и мы опять сшиблись. На этот раз сбил троих и, выскочив к обозу, сразу обрушил клинок на сражающегося с раненым ратником степняка. Удар в спину, разворачиваюсь – на меня навалились сразу двое. Сабля идет кругом, отбивая вражеские клинки, от щита летят щепки. Что-то щелкает – и поганый валится с коня. Это Кубин из пистолета палит, меткий дед. Зарубив степняка, смотрю в глубину перелеска. Там, у сбившихся в пробке саней, тоже жаркий бой. Обозники копьями отгоняют конных монголов, раненые, кто может держать оружие, ощетинились клинками. Рядом с санями, где лежит дед Матвей, крутятся около десятка степняков. Возница размахивает оглоблей, а Кубин стреляет. Направляю коня туда, по пути наколов монгола, выскочившего из-за елок.

117