– Ой, беда! Братьев Борзовых убили.
После этих слов все мы слетели с коней и почти одновременно вломились в дом. В сумрачном свете от небольшого окна, затянутого чем-то мутным, и от открытой двери угадывалось два тела. Это были братья Борзовы. И больше никого. Пленника не было. Я бросился к лежащему у самого выхода Михаилу Борзову, у которого в груди торчал засапожный нож. Провел руками по шее, пальцами нащупал вену. Жив! Теперь к Гавриле. Но, только взглянув на него, понял, что тот мертв. С головой, развернутой на сто восемьдесят градусов, не живут. Но как? Как? Как? Как, черт возьми, этот Буол смог развязаться? Как он смог справиться с Борзовыми?
Сруб наполнился людьми. Все крестились, глядя на тела.
– Найду поганца! – Дед Матвей сжал кулаки и повернулся, чтоб выйти, я его придержал:
– Стой, Власович, ты мне тут нужен будешь. Отправь кого-нибудь, кто все тихие посты знает, и чтобы лагерь обыскать.
Кубин кивнул и вышел из сруба. Там раздались его команды, а я склонился к Михаилу и тут же откинул руку Демьяна – тот пытался вытащить нож. Скинул с себя налатник и расстелил его рядом.
– Помогите.
Мы бережно переложили Борзова на налатник. В дверь протиснулся священник и склонился над Михаилом.
– Отче, тебе не к нему, к Гавриле надо.
Священник строго посмотрел на меня, перекрестил раненого и пошел к телу убитого.
– Мишу нужно в дом перенести. Давайте, осторожно, подняли…
Мы вынесли Борзова из поруба и понесли в теплый дом. Нас сопровождали чуть ли не все ратники дружины.
– Демьян, – сказал я Горину, – дуй мухой до коня моего. Там возьми все сумы и в дом неси. Пусть кипяток приготовят да моха сухого и тряпок чистых.
Мы внесли Михаила в дом. Следом вбежал Демьян с перекидными сумами, где у меня были запасы перевязочного материала и аптечка с жалкими остатками медикаментов. Жаль, антибиотиков и обезболивающего нет. Попробуем обойтись самогоном.
– Так, бояре, подстелите что-нибудь на стол. А теперь взяли…
Переложили Борзова на стол. Демьян распахнул тужурку, которая заменяла Борзову налатник. Под ней была только кольчуга, остальные латы он, по-видимому, снял. Я покачал головой, удивляясь силе удара, – узкое лезвие ножа пробило пару колец кольчужной сетки и вошло в мышцы на несколько сантиметров. Похоже, тот монгол нанес удар в сердце, но он не ожидал никаких лат под тужуркой.
Рана не смертельная. Но почему тогда Михаил без сознания? Вырубили ударом? Я заметил торчащую рукоятку ножа из сапога. Ага, Михаила ударили не его ножом. Значит, монгол каким-то образом освободился от веревок, свернул хорошо тренированному и очень сильному Гавриле шею и его ножом ударил Михаила. Кубин ворвался в комнату и сразу скинул с себя верхнюю одежду.
– Нет поганца в лагере, – выпалил он. – Я полусотню направил на поиски.
– В какую сторону?
– С какой приехали. На запасной тропе никаких следов. Ничего, дозоры его пропустить не должны. Поймают, а я с него кожу сниму. Медленно.
Дед Матвей тряхнул руками и, кивнув на Михаила, с надеждой спросил:
– Ну, что с ним, он жив?
– Жив, только без сознания. Нож ничего не повредил, только мышцу рассек. И крови он мало потерял. Скорей всего, поганый его ударил очень сильно. Надо бы в чувство привести, а то очухается некстати, когда рану зашивать начнем.
– Надо же, – покачал головой Кубин, – а степняк сильным не казался.
– Ладно, ты, Власыч, у головы вставай, выдернешь нож и кольчугу снимешь. Демьян, ты к руке, придержишь, если что.
Я обернулся к остальным:
– Бояре, ноги придержите, а ты, – я кивнул ратнику с внушительными габаритами, – ты у другой руки встань.
– Начнем. Ну, Господи, помоги!
Сложность была в том, что нож застрял в теле и удерживался кольчугой и поддоспешником. И, не сняв кольчугу, рану не обработать. Хорошо хоть, поддоспешник был не очень толстый, и моя рука, подняв его и нижнюю рубаху, легко проникла к груди с комочком мха, завернутым в ткань и промоченным самогоном.
Я кивнул Кубину, и он, взявшись за рукоятку, выдернул нож.
– Йох…
Борзов рванулся и выгнулся дугой. Он махнул руками так, что Демьян и ратник, напротив, разлетелись в разные стороны, но тут же вскочили и кинулись обратно. Борзов зарычал и попытался вывернуться. Ратники у ноги еле держали. Я успел сунуть руку к ране и прижать тряпицу, но чуть не отлетел от удара. Кубин навалился на Борзова и заорал ему в лицо:
– Миша, Миша, успокойся. Это мы.
Парень обмяк и открыл глаза. Он осмотрелся и, увидев меня, хрипло прошептал:
– Княже, поганый сбежал.
– Спокойно, Миша, знаем. Мы сейчас снимем кольчугу и поможем тебе, а пока ты рассказывай – что и как случилось. Власыч, стягивай железо.
Я, с помощью ратника слева приподнял Михаила, удерживая руку с тампоном на ране, и Кубин осторожно стянул кольчугу.
– Ты, Миша, не молчи, говори.
Борзов сглотнул и начал рассказ:
– После того как Матвей Власович сказал о том, что дружина возвращается, мы обрадовались и сказали поганому, что его ждет интересная встреча. Но тот сидел и улыбался…
Мы начали разрезать поддоспешник, но тот резался плохо.
– …а потом вдруг встал и сбросил веревки с рук и ног. Как будто и не завязаны они были.
Мы замерли и переглянулись.
– Постой, как это стряхнул? Его плохо связали?
– Хорошо связали, – прохрипел Борзов. – Только он их взял и стряхнул. Как бы сбросил.
М-да, мне этот монгол сразу странным показался, супермен, мать его.
Наконец поддоспешник разрезали и откинули в стороны. Рубаху с запекшейся кровью распороли.