– Жив, – произнес китежский десятник. – Вот и славно.
Я ощупал голову.
– Чем это меня приложило?
– По тебе конь поганого кувыркнулся. Ты, как мертвый, всю ночь пролежал. Наутро заметили, что дышишь. Ну, и слава Богу, что жив.
Я опять огляделся. Так, солнце в зените, а монголы появились к вечеру. М-да. Опять посмотрел на окружающих.
– А что за бояре вокруг? Или у меня в глазах двоится?
– Это сотня из дальнего дозора вернулась. Зело нам помогла. Аккурат сбоку поганым вдарили. Ибо совсем нам худо бы было.
– А вот как. Помоги-ка мне встать, Тимофей.
Поднялся и опять немного переждал легкое гудение в голове. Бояре подступили ближе. Один из них вышел вперед и спросил:
– Что делать-то будем, Владимир Иванович?
Имени его я не вспомнил, да и не до этого мне сейчас.
– Подождите, бояре, все потом. Пройдемся, Тимофей Дмитриевич.
Мы пошли по краю поляны.
– Я помню, как на нас монголы налетели, что потом произошло?
– Сотня боярина Лисина появилась. Это нам ее сам Господь послал. – И Садов размашисто перекрестился.
– Дальше что?
– Ну, порубили поганых, потом погубленных да язвленных собрали.
– И сколько погибло?
– Четыре холопа и все мужики, что к лесу утечь не успели.
– Дальше.
– Дальше стали решать – что делать.
Интересно. Даже хмыкнул:
– Что же решили?
– Решили подождать, как ты, Владимир Иванович, очнешься.
– Мудро-мудро. А почему именно меня стали ждать?
Садов почесал затылок и произнес:
– Ну, дык, ты Велесов.
Ну да, я тут вроде как второе лицо в княжестве…
В раздумьях подошли к дальнему краю поляны. Я запнулся об увиденную картину: у потухшего костра сидят два человека – пожилой с длинной бородой и молодой с только начавшими пробиваться усами. Оба отрешенно смотрят в потухший костер. Эти два ратника мне кого-то напоминали. Садов подошел ближе и шепнул:
– Отец и брат.
– Лисины? – догадался я. И шепотом спросил у Садова: – Как звать брата и отца по батюшке?
– Макар Степанович и Илья Макарович.
Я кивнул Садову и махнул рукой:
– Иди, собери всех бояр на совет. Сейчас подойду.
Присел рядом, Лисины даже не шевельнулись. Понятно, что их повергла в шок весть о предательстве.
– Почему? Скажи мне как отцу, почему так случилось?
Старший Лисин смотрел на меня, и в глазах его были боль и слезы. Я его понимаю, но что ему ответить? Откуда мне знать, что там с Кутерьмой случилось? Как его заставили, мне неведомо. Пытали? Не знаю, хотя на теле его следов пыток не видел. Напугали чем? Как его заставили предать? Теперь это тайна, которая прибавилась к другим многим.
– Я не знаю, как это случилось. Но я знаю, что надо делать.
Уже оба смотрели на меня. Парень поднял голову и смотрел с надеждой.
– Что тут можно сделать? – Лисин-старший покачал головой. – Клеймо предателя легло на наш род, и его не смыть ничем, даже кровью. Теперь каждый будет говорить: «Это отец и брат Григория Лисина, того самого иуды».
И оба опять опустили головы вниз.
– А тут ты не прав, Макар Степанович, нельзя опускать руки. Позор смывается не кровью, позор смывается праведными делами. В том числе делами ратными. Очень скоро поганые вернутся, и у вас будет шанс сделать так, чтобы все знали: бояре Лисины – одни из лучших сынов земли русской. Если не опустите руки и пойдете со мной, то все забудут предателя Григория Лисина, а будут помнить только Гришку Кутерьму.
И, помолчав, добавил:
– А если будут позором поминать, будут иметь дело со мной.
Старший Лисин усмехнулся:
– Твоими устами мед сладкий пить.
– Отец! – вскочил парень. – Отец, я согласен с боярином.
– Только тяжко мне, Владимир Иванович, – словно не слыша сына, произнес Макар Степанович. – Отпусти домой, великий грех отмолить…
Я посмотрел в его глаза и кивнул. Старший Лисин тяжело поднялся и побрел к стоящим недалеко лошадям. Перед тем как подняться в седло, он обернулся:
– Я запомнил твои слова, боярин. Дай мне время, и я вернусь. Илья, ты остаешься?
– Да! – твердо ответил парень.
Лисин поднялся в седло, рванул поводья и скрылся в лесу.
– Боярин! – Это из кустов выбежал Демьян. – Живой, как здорово! Ну и напугал ты меня, Владимир Иванович.
Я хлопнул Демьяна по плечу. Здоровяк, блин, плечо, что твой камень.
– Я тоже рад тебя видеть.
Повернулся и показал на хмурого Илью:
– Вот, забирай в свою команду. И смотри, чтоб не обижали.
А я направился к собравшимся боярам. Пора было озвучить им, что скоро случится и что надо делать.
– Здравы будьте, бояре.
Ратники загомонили ответными здравицами.
– Собрал я вас, бояре, вот по какому поводу…
Три телеги с сеном медленно поднимались по дороге к крепостице. Подъем был довольно крут и труден, сена нагружено много, лошади еле плелись. Но только телега достигла подъемного моста, как лошадка даже облегченно всхрапнула.
– Мало нагрузил, Шанай! – весело крикнул ратник с навратной башни. – Гляди, княже тебе больше урок положит.
Первый возница нервно оглянулся на телегу, и ратники у ворот засмеялись, довольные шуткой. Шанай пробормотал про себя молитву, тревожно вгляделся в огромную копну сена, затем, взяв себя в руки, посмотрел на ратников.
– Имей совесть, Бисар, куда уж больше, и так лошадка еле везет.
В ответ посыпались новые остроты. Шанай лишь поджал губы, взял лошадь под уздцы и направил ее точно посередине проезда, иначе груз мог не пройти в воротный створ. Стражники, посмеиваясь, разошлись в стороны, а те, что стояли в башенном тамбуре, прижались к стенам. Большая копна, почти стог, закрыла весь проезд. Сено зашуршало по рубленым стенам. Послышалось злое ворчание стражников в тамбуре…