«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя - Страница 84

Я провел инструктаж по пользованию огнивом. Теперь при рачительном использовании зажигалки хватит надолго. Предупредил о том, что долго держать в горящем состоянии огниво нельзя. Кузьма Ерофеевич с трудом оторвал палец от кнопки, а у меня промелькнула злорадная мысль – впулить купцу последнюю зажигалку, но я отогнал ее. Все-таки огниво самому понадобится, а спички, что остались, приспособлены для быстрого поджога моих фугасов.

Наконец счастливый обладатель «самозажигающегося огнива» оторвался от созерцания оной и выкрикнул:

– Прошка, вина неси!

Ага, это правильно, как в лучших традициях, – сделку надо обмыть. Рядом вздохнул облегченно дед Матвей, поняв, что цирк окончен. В светлицу вплыла Прошка, и у меня опять в голове заиграла «Во поле березка стояла». И как так у нее получается?

* * *

Торг уже затих, площадь почти опустела. Мы никуда не спешили и ехали медленно.

– Знаешь, Володя, – усмехнулся Кубин, – ты так торговался, что я было подумал – ты в прошлой жизни купцом был.

Я покосился на деда Матвея и хмыкнул:

– Нет, Власыч, ты ошибаешься, для меня деньги – тлен, мусор. И торговался не ради денег. Каждая гривна – это одна хорошая бронь, вроде нашей, сабля или меч из булатной стали… да ты сам должен понимать.

Дед Матвей понял, что неудачно пошутил.

– Ладно, не обижайся. Просто я давно так не веселился.

Но лицо деда Матвея вдруг стало задумчивым.

– Давай-ка к реке спустимся, – предложил он, – посидим у воды, подумаем.

– Давай.

Мы развернули коней и вместе с выезжающими из города телегами проехали к главной башне посадской стены. Стражники скучно скользили взглядом по выходящему потоку телег и людей. Увидев нас, немного подобрались, а один даже доложил:

– У нас все спокойно.

Странно, чего это они? Или им стало известно все, что произошло в детинце, или дед Матвей уже взялся за воспитание местной стражи? А Кубин на доклад ратника только кивнул.

После моста и извилистого поворота мы завернули направо. По дороге, которая через овраг, где протекала маленькая речушка Почайна, мы направились к нижним причалам, что стояли у самого слияния двух рек. Легкой рысью обошли несколько груженных чем-то телег.

У причалов кипела работа. Купцы торопились отправиться с нужными товарами дальше, чтоб успеть добраться до ледостава. Тут же из больших лодок выгружалась пойманная рыба. В общем, обычная суета пока небольшого речного порта.

Завернули налево и проехали вверх по течению, минуя причалы. Остановились за последним, у нагроможденных, нанесенных половодьем бревен, веток и всякого мусора. Привязали коней и подошли к самой воде. Присели на лежащее бревно. Я покосился на сидящего недалеко рыбака. Он взмахнул удилищем, забрасывая снасть, немного повернулся, и стала видна левая, покалеченная рука. Настроение упало.

Немного посидели молча под плеск волн. Дед Матвей тяжко вздохнул – что-то его гнетет. Я открыл было рот, но вдруг спросил совсем не то:

– Власыч, а что на самом деле значит «Помни отцов своих»?

Кубин вздохнул и произнес:

– Напутствие. А еще – это песня смерти… в исключительных случаях.

Дед Матвей вдруг взял небольшую сухую ветку и у самой кромки воды написал: «Memento Mori».

Я внимательно посмотрел на Кубина.

– Давай, Власыч, выкладывай все, что наболело.

Кубин долго молчал. Я его не торопил, пусть соберется с мыслями.

– Понимаешь, Володя, – наконец произнес он, – мне опять начало казаться, что все наши попытки что-то изменить ни к чему не приведут.

– Почему опять? И почему ты думаешь, что у нас ничего не получится?

Кубин тяжело вздохнул и подчеркнул надпись.

– Когда мы попали в это время и осознали, где мы, у нас сразу появилась цель. Цель с большой буквы. Ты меня понимаешь? – Я кивнул. – И времени как раз было в достатке, чтоб подготовиться, помочь, объединить княжества, сделать русскую землю сильней. Ведь у нас было знание. Нам легко удалось достичь высокого положения и княжеского признания. Мы стали вхожи в княжеский совет, к нам прислушивались, но… – дед Матвей переломил ветку, что держал в руках, – но все тщетно. Князя интересовало иное, а настойчивость пресекалась полным непониманием. Тогда мы решили разделиться. Евпатин уехал в Рязань, Кулибин в Ростов, а я остался во Владимире. Стал ближником Юрия Всеволодовича. Мы начали все заново, но опять попытка вразумить князей провалилась, а после Липицкой битвы у нас просто опустились руки. Мы устали, понимаешь? Я уехал за Керженец и стал учить молодежь уму-разуму, Евпатин собрал дружину и стал ходить в набеги. Иван Петрович принял постриг, со временем став настоятелем Храма Владимирской Божьей Матери.

Он опять тяжело вздохнул.

– Нам троим не удалось ничего изменить. Троим! Но вот появился ты, и все вдруг завертелось. С трудом, но все начало получаться. У меня и Кулибина появилась надежда, которая чуть не погибла вместе с тобой в Керженской сече. Я тогда коней загнал, везя тебя к Мяге. Потом была гибель Китежа… Буево поле. Но это не убило надежду. Тебе удалось больше, чем нам. За тобой пошли люди. – Кубин горько усмехнулся. – Пусть мало, но пошли. Я написал Великому князю письмо. Обо всем написал. О будущем вторжении, о том, что нужно собирать дружину. Но он опять не поверил, сына вместо себя прислал, который скоро… Знаешь, как горько и больно видеть глаза человека и знать, что он скоро погибнет? И ничего не сделать. Ничего! Время неизменно. Течет себе, как река.

Он переломил ветку на четыре части и бросил одну в воду.