«Огненное зелье». Град Китеж против Батыя - Страница 85

– Смотри. Это мой брат. Погиб сразу.

Потом кинул остальные. По воде поплыли уже три ветки.

– Это мы. И что ни делай, нам никуда не свернуть. Мы как эти ветки, понимаешь?

И я в первый раз за три месяца пожалел, что у меня нет курева. Рука скользнула к поясу, но фляги там не оказалось, забыл в крепости. Закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.

– Мои деды воевали, я тебе рассказывал о той войне. Мой отец военный, тоже воевал. Я… я помню «Отцов своих», и я не отступлю. Есть простое слово – надо!

Я поднялся, поднял большой камень и бросил его в реку. Ветки, плывшие рядом, раскидало в разные стороны.

– Смотри, камень торчит из воды, вот это те триста лет ига. А камень тоже можно разбить и изменить историю.

Кубин посмотрел на расходящиеся круги и волну, которая сразу замыла надпись на песке, и… пожал плечами.

– Власыч, я понимаю, что если долго долбить головой крепостную стену, то, естественно, не выдержит голова. Но руки нельзя опускать. Пусть нас мало, но у нас есть очень неплохой шанс.

– Что, пробраться в стан и, как Милош Обилич, заколоть Батыя? Или пристрелить из твоего карабина?

– Гм… заманчиво, а толку? – Я замер от внезапно пришедшей идеи, затем продекламировал:

– Станем, братцы, вечно жить
Вкруг огней, под шалашами,
Днем – рубиться молодцами,
Вечерком – горелку пить!

У Кубина поползли брови вверх.

– Давыдов? – Дед Матвей задумался, потом медленно продекламировал:

– О, как страшно смерть встречать
На постели господином,
Ждать конца под балхадином,
И всечасно умирать!
– То ли дело средь мечей:
Там о славе лишь мечтаешь,
Смерти в когти попадаешь,
И не думая о ней!

Кубин улыбнулся, и я толкнул его кулаком в плечо.

– Видишь, поэты за нас все решили.

Дед Матвей взглянул на меня и вновь продекламировал:

– Люблю тебя, как сабли лоск,
Когда, приосенясь фуражкой,
С виноточивою баклажкой
Идешь в бивачный мой киоск!
Когда, летая по рядам,
Горишь, как свечка, в дыме бранном;
Когда в б…е окаянном
Ты лупишь сводню по щекам.
Киплю, любуюсь на тебя,
Глядя на прыть твою младую:
Так старый хрыч, цыган Илья,
Глядит на пляску удалую,
Под лад плечами шевеля.
О рыцарь! идол усачей!
Гордись пороками своими!
Чаруй с гусарами лихими
И очаровывай б…й!

Честно говоря, я удивился. Сколько лет прошло, а стихи Кубин помнит.

– Что, не слышал такого Давыдова?

– Слышал, но от тебя, Власыч, не ожидал. Ну, так как?

Кубин улыбнулся и толкнул кулаком уже меня.

– Мы вои земли русской. Надо поганых бить!

– Вот и хорошо! Встаньте, поручик, офицеру не пристало отчаиваться. Нас ждет наше войско.

Мы поднялись.

– Княже!

Мы обернулись. К нам подошел коренастый мужик и сказал:

– Лодия пришла.

– А сам Кузьма Ерофеевич на ладье?

– Кузьма Ерофеевич сначала в крепостницу отъехавши, там он узнал, что вы к реке направились и у пристаней стоите, вот меня к вам послал, а сам остался бой смотреть.

– Какой бой?!

Мы выкрикнули одновременно и сразу развернулись в сторону крепости. Над кремлем кружилась огромная стая галок. Мать ети! Что там творится? Замелькали тревожные мысли – Демьян Горин и братья Борзовы, братья Борзовы и Косая сажень! Трое упертых и непримиримых к поражению. Охолонить их есть кому, но почему-то показалось, что дела, возможно, совсем плохи. Похоже, мысли летели у нас с Кубиным одинаково: мы переглянулись, синхронно запрыгнули в седла, рванули поводья и галопом понеслись по дороге на холм.

Дед Матвей на одном из поворотов вырвался вперед – ну да, мне до его кавалеристского стажа как до страны Цзинь на карачках. Власыч тоже беспокоится за своего любимца, ведь двое против одного! Хотя, учитывая подготовку Демьяна, я бы больше за братьев Борзовых беспокоился. Но тут другие проблемы – не придется ли платить виру за выведение из строя двух непутевых новиков.

У главной посадской башни промелькнули удивленно-испуганные лица стражников. Центральную улицу пролетели на полной скорости, благо что людей было мало, а все встречные шарахались от укушенных всадников в стороны. Стража у кремлевской башни только-только успела посторониться.

Перед толпой я осадил коня, соскочил и крикнул:

– Дорогу!

Вынырнув из толпящихся, остолбенел. Как говорится – картина маслом: в стороне куча разбитых щитов и брошенные тренировочные дубовые сабли, на чурбаках сидят взмыленные братья Борзовы и Демьян Горин, но почему-то все трое улыбаются. А на середину выходят Илья Лисин, Третей и двое незнакомых мне парней. У всех в руках луки.

– Что тут творится? – спросил я.

– Мы тут об заклад бьемся – кто лучше, Владимир Иванович.

А я и не заметил что, вынырнув из толпящихся ратников, раздвинул в стороны Дорофея Семеновича и Владимира Юрьевича.

– Вот, ваш молодец уложил обоих Борзовых, – поведал мне княжич. – А я три гривны проиграл.

Княжич, похоже, и не жалеет о проигрыше и выглядит весьма довольным. Еще раз осматриваю площадку, где уже приготовились стрелять из луков четыре стрелка, и облегченно вздыхаю. Блин, чего в голову-то не придет. Это все тот мужик: «бой, говорит, смотреть»; тьфу, мы тоже хороши, только о худшем привыкли думать. Подошел довольный Демьян:

– А я все бои выиграл, княже! Почитай одну-две лишних гривны заработал.

Дед Матвей смерил его строгим взглядом и сказал: